– Пожалуй что, сударь, такие жизненные наблюдения стоятцелых двух пистолей… – протянул мальчишка.

– Держи, – сказал Рошфор, бросая емузолотой. – Когда расскажешь все, что видел, получишь еще, слово дворянина.А в том, что ты только что видел здесь что-то интересное, я не сомневаюсь…

Мальчишка попробовал монету на зуб, подбросил в воздух иловко поймал в оттопыренный указательным пальцем карман. Рассудительновздохнул, как взрослый:

– Слово дворянина – большое слово… Так вот, сударь,когда отсюда ушли этот вот господин и еще один, – он кивнул над’Артаньяна, – седой слуга, что был с ними, остался и укрылся вон там, затумбой, стал следить за домом господина Бонасье. Уж не знаю, сколько временипрошло, я не дворянин, чтобы часы носить… Только вскоре подъехали трикоролевских мушкетера с четвертой лошадью в поводу.

– Мушкетеры? – переспросил Рошфор. – Ты неошибся?

– Синие плащи с крестами и лилиями, где же тутошибешься? – резонно сказал сорванец. – Я же не деревенщинакакая-нибудь, а потомственный парижанин… Слуга за ними наблюдал, а они вдругбросились на него, да так проворно, что он не успел убежать или вырваться. Ониему зажали рот и потащили в дом. А чуть погодя из дома вышли уже четыремушкетера, только у четвертого лицо было закрыто полями шляпы. Они вскочили вседла и умчались… Вот и все, ваша милость, – но это, пожалуй что, стоитдвух пистолей…

– Твоя правда, – сказал Рошфор, бросая емумонету. – Пойдемте, д’Артаньян, больше мы ничего не узнаем…

Они вскочили на лошадей и направились в сторонуПале-Кардиналь, а те четверо, что приехали с ними, получив от Рошфора какие-тоуказания шепотом, разъехались в разные стороны. Граф казался всецелопогруженным в собственные мысли – настолько, что он направил коня прямо науличную тумбу, и д’Артаньян, вскрикнув, предупредил его об опасности.

– Бог мой, – сказал он удивленно. – Что свами такое, Рошфор?

– Вы еще слишком молоды, д’Артаньян, и не знаете, чтоэто такое, когда оживают призраки прошлого… Вот что. Не было ли у нее большогоперстня? Очень большого, старинного, великоватого для женского пальца, согромным красным карбункулом? Перстень сделан из золота так, что напоминает двезвериные лапы, охватывающие карбункул?

– Вы его удивительно точно описываете, – сказалд’Артаньян.

– А не показалось ли вам, что ее волосы не всегда былитемными?

На этот раз д’Артаньян размышлял значительно дольше, вызываяв памяти знакомое лицо.

– Вы знаете, пожалуй… – сказал оннеуверенно. – Иногда мне казалось, что ее волосы у корней гораздо светлее…

– Словно их настоящий цвет не темный, а скорее русыйили золотистый?

– Вполне возможно. Когда волосы у нее были гладкозачесаны назад, именно такое впечатление создавалось… Черт возьми, Рошфор!Неужели вы ее знаете?

– Боюсь, что да…

– А при каких…

– Простите, д’Артаньян, но об этом мы поговорим чутьпозже… Без сомнения, четвертым мушкетером была именно Констанция. Она хорошоездит верхом, наша Камилла…

– Рошфор, да что с вами? Какая Камилла? Констанция!

– У человека, дорогой мой д’Артаньян, может быть многоимен… Ну да, конечно… Имея в кармане подписанный королевой открытый лист, лучшевсего выступать в облике королевских мушкетеров… Умно, умно…

– Нужно снарядить за ними погоню! – вскричалд’Артаньян.

– За кем? – горько усмехнулся Рошфор. –Прикажете хватать на улицах поголовно все «синие плащи»? Нам не об этом нужнодумать. Мы обязаны понять, куда они скрылись. Потому что именно там, вневсякого сомнения, держат и Анну. Никто не собирается ее убивать – ее именнопохитили, значит, она им для чего-то нужна…

– Значит, вот что имел в виду Лорме? – догадалсяд’Артаньян. – «Это были не мушкетеры, а англичане…» Люди Винтера!

– Несомненно.

– Но он хочет ее убить…

– Он в первую очередь хочет знать, где сейчас егоплемянник. Законный наследник имений, титулов и денег. А это знаем только Аннаи я.

– Этот скот… – д’Артаньян дрогнул, но решилсядоговорить до конца: – Этот скот вполне способен пытать и ее, как собиралсяпытать меня.

– Боюсь, от него этого можно ожидать…

– Черт возьми! Почему же мы едем шагом? Нужно лететьсломя голову…

– Куда? – мягко спросил Рошфор. – Д’Артаньян,я прекрасно представляю, что происходит у вас в душе… но постарайтесь бытьхладнокровнее. Мы ничем ей не поможем и ни на что не повлияем, если начнемсуетиться, кричать, бессмысленно гнать коней… Вы ее любите… а я ее друг, такчто ваши чувства мне вполне понятны. Но помочь ей мы можем только одним – еслирассудочно, спокойно и трезво начнем искать. Начнем угадывать мысли и ходыпротивника. Это только кажется, что перед нашими врагами открыты всепути, – на деле не так-то просто похитить человека и надежно укрыть его.Такое укрытие нужно подготовить. Для этого нужно привлечь доверенных лиц ииметь надежные места – а это уже позволяет более-менее определить направлениепоисков. Все, кого можно поднять на ноги, уже подняты. И рыщут, не жалея нисил, ни ног…

Вскоре д’Артаньян убедился в справедливости его слов,собственными глазами увидев, какая суета царит в Пале-Кардиналь: то и делокто-то вскачь уносился со двора, а кто-то приехал с докладом (большей частьюэти доклады, увы, заключались в том, что «ничего нового узнать не удалось»)…

Когда они устроились в одной из задних комнат, Рошфор велелподать вина – и выпил залпом чуть ли не целую бутылку прежде, чем гасконецсправился с половиной стакана. Понимая, что это неспроста, д’Артаньян осторожносказал:

– Значит, вы ее знали…

– Ну еще бы, – сказал Рошфор, глядя на негосовершенно трезвыми глазами. – Я был на ней женат, знаете ли. Собственноговоря, она и сейчас моя жена – поскольку к моменту заключения нашего бракабыла вдовой…

– Боже мой! Так эта женщина…

– Это женщина – графиня де Рошфор. И в то же времясупруга галантерейщика Бонасье… впрочем, уже вдова. Вы знаете, что я родом изПикардии?

– Да, Анна мне говорила…

– Вот только она вам, ручаться можно, не рассказывала,почему я десять лет не возвращался в свои имения… Хотя бы потому, что не знала.Есть вещи, которые приходится держать в себе всю жизнь… или, по крайней мере,долгие годы… Понимаете ли, д’Артаньян, мне тогда было столько же, сколькосейчас вам. Родители мои умерли, но они были богаты, и я стал единственным наследникомдовольно обширных земель. Юнец вроде вас, восторженный, пылкий и жаждавшийлюбви. Естественно, очень быстро должен был появиться предмет для обожания. Явстретил ее.

– Констанцию? – шепотом спросил д’Арта– ньян.